Новое в теории журналистики: цивилизация Гутенберга как временное состояние

00:00,
24 Серпня 2014
2923

Новое в теории журналистики: цивилизация Гутенберга как временное состояние

00:00,
24 Серпня 2014
2923
Новое в теории журналистики: цивилизация Гутенберга как временное состояние
Новое приходит в журналистику не только со стороны новых медиа, но и со стороны переосмысления старых проблем, по которым вроде бы были найдены решения. 

Возможно, многое связано с тем, что физиологически человек остается тем же, а информационные процессы многократно убыстряются. Технологии как бы рассчитаны на другой тип человека. Примером такого сочетания нового-старого можно считать теорию Т. Петтитта и Л. О. Зауерберга из Дании о новой эпохе, пришедшей в том числе с интернетом, где речь идет о том, что период условной цивилизации Гутенберга, созданной печатью и книгой, является «скобочным» состоянием между двумя близкими ситуациями: до Гутенберга и после него. Говоря о постгутенберговской реальности, они констатируют, что мир движется вперед к прошлому. Это происходит под крышей Интернета, когда вновь набирает силу «устность», и медиакультуру начинают определять разговоры, слухи, эфемерное. Книга перестала выполнять роль носителя истины.

Т. Петтитт подчеркивает, что книги в гутенберговскую эпоху выглядели солидно. Печатное слово демонстрировало, что на него можно положиться. Книги в бумажных обложках, а за ними и газеты перестали быть столь же достоверными и авторитетными. Книга прошлого была более достоверной, чем слухи на улице.

Сегодня неформальное общение заменяет книги, а они выпускаются все быстрее и быстрее. Сегодня уже нельзя сказать, что, поскольку это было сказано устно, это неправда.

Отсюда следует, что мы находимся в пересекающемся мире коммуникаций, где пресса и телевидение должны по-новому определить свое место, когда печать перестала быть гарантией правды, как раньше. Т. Петтитт даже ставит такой вопрос: а как люди 15-16 веков в отсутствие книг определяли, что является правдой?

Из-за этого возврата назад эти исследователи называют наше время «скобочным», поскольку мы находимся между двумя проявлениями устности. В интервью журналу Columbia Journalism Review Т. Петтитт говорит, что слова media studies (медиаисследования) содержатся в сочетании mediaeval studies (средневековые исследования). Специалист по средневековью по сути становится футуристом, поскольку гутенберговские скобки говорят нам о том, что наше будущее содержится в средних веках.

Зауерберг в свою очередь подчеркивает там же, что сегодня мы имеем вторую революцию, только революцию возврата к догутенберговского времени. Он также говорит: «Сегодняшняя проблема после скобочного существования состоит в том, что нужно найти новое понимание авторитета. Феномен Википедии очень характерен, поскольку мы имеем разрушение всех бумажных, всех печатных энциклопедий. Мы используем онлайновые подходы, но они, как и Википедия, ищут авторитетности, чтобы стать достоверными, таким образом в киберпространстве борются за авторитетность. Но проблема в том, что в энциклопедии скобочного времени авторитет был в энциклопедии, в формате книги, в книге как символе. Этого больше нет».

В коммуникациях до Гутенберга Т. Петтитт подчеркивает аспект связности, поскольку тексты выживают за счет того, что кто-то их воспроизводит. В этом случае нет единого текста, он будет все время меняться в зависимости от автора и аудитории. Текст существует в постоянном воспроизведении, именно это удерживает его в пространстве и времени. Текст реализуется в такой связности его постоянного воспроизведения.

Печатный текст удерживался формой существования в виде книги. Но книга тоже может читаться, а может быть никому ненужной. Тогда ей не поможет и печатная форма, о чем не вспоминают авторы этой гипотезы. То есть и здесь текст реально, а не потенциально существует только тогда, когда его читают. Просто книжная форма облегчила доступ к тексту и канонизировала его форму, которая теперь обречена на повтор.

В пользу скобочной гипотезы говорит как постепенное исчезновение книги, так и исчезновения авторитета писателя. Нет писателей уровня Толстого и Чехова, сегодняшние писатели часто подделываются под уровень эфемерности интернета.

Каким видят будущее журналистики авторы гипотезы? Т. Петтитт переводит его роль с «привратника» (gatekeeper) на навигатора: «Он будет помогать людям находить свой путь в сети, а не говорить, что "это новости, а это нет, я разрешу вам читать это, я не разрешу вам этого читать"».

Зауерберг видит новую роль журналиста в сопоставлении с блогом, поскольку тот является бесконечным процессом, у которого есть квази-начало, но нет конца. Еще он сопоставляет ситуцию с прошлым: «В прошлом было мало людей, которые могли читать и писать. Все остальные должны были полагаться на их слова, на их интерпретацию того, что было написано».

В своей статье «Энциклопедия и скобочное время Гутенберга» Зауерберг подчеркивает следующее: «Как открытие скобочного времени Гутенберга означало закрытие привилегированного порождения и потребления текстуально передаваемого знания, высказывания и информации, закрытие Скобок Гутенберга симметрично предполагает открытие совершенно новой и пока лишь частично видимой и понимаемой когнитивной ситуации».

Вообще в этом подходе важным является такой постоянный перенос коммуникации в системы порождения и распространения знаний и информации в обществе. Это шире, чем просто коммуникативная теория, что было характерным и для канадской школы коммуникации во главе с Маклюеном, которые также больше говорили о последствиях, о создании «цивилизации Гутенберга», чем о самом процессе печатной коммуникации, как это делало бы типичное исследование в сфере коммуникации.  

Зауерберг подчеркивает, что до Гутенберга организация знания была в руках церкви. Эту монополию удерживали написанные или переписанные от руки тексты, существующие в ограниченном количестве экземпляров. Он констатирует: «До и после скобок Гутенберга владение знанием и информацией касается четко выраженной авторитетрности. Внутри их, совпав с массовым распространением печатного текста, авторитетность в большой степени связана с феноменом печатного текста и миром тех, кто управляет книгами, с издателем как видимым проявлением охраняющих или собственников, опирающихся на никогда не определяемое общее согласие в среде пользователей».

С точки зрения Зауеберга речь идет о новом оформлении виртуальности, когда книжную форму заменяет не менее «естественная» интернет культура, что меняет материальные условия мыслительной деятельности. При этом речь идет о большой гибкости: внешнее и внутреннее по отношению к скобкам может объединяться, доскобочное может использоваться и в скобочном существовании.

Т. Петтитт говорит о том, что «правильность» рассказа принадлежит скобочному времени. Получается, что старые правила, что такое хорошо и что такое плохо, что есть правда, а что нет, сегодня разрушены. Он пишет, что журналистика и газеты потеряли свой статус в век Интернета, став одним из информационных потоков на фоне других, например, слухов.

Текст в виде книги был конечным продуктом, сегодня мы вступили в эпоху, где действуют иные законы: информационный процесс никогда не завершается, он имеет множество источников, базируется на мультимедийной основе.

Т. Петтитт подчеркивает, что Зауерберг является исходным создателем этой концепции. В целом авторы отслеживают ее реализацию в трех сферах: культурная продукция, медиатехнологии и типы мышления. Сегодняшние социальные медиа разрушают барьер между частной и публичной сферами.

По его мнению у журналистов есть риск исчезнуть вообще вместе с технологиями медиа, которые они обслуживали. Новости в той форме, в которой они предлагаются для потребления, ничем неотличимы от слухов, городских легенд.

Т. Петтитт связывает возникшее понятие приватности с существованием в скобочном времени. «Скобки» приватности он рассматривает в качестве вспомогательного компонента «скобок» Гутенберга. Приватность требует демаркации от чего-то другого, а именно, публичности.  Связь между человеком и медиумом восстанавливается в ситуации пост-гутенберга.

Т. Петтитт подчеркивает: «Если в “скобочной” культуре доминирует оригинальная, индивидуальная, автономная, стабильная и каноническая композиция, то тогда в до-скобочной культуре доминирует противоположное этим качествам: ре-креативная, коллективная, кон-текстуальная, нестабильная, традиционная реализация».

Кстати, Т. Петтитт употребляет для описания всех этих явлений термин «вторая устность». Он имеет в виду возврат в коммуникацию текучести, характерную для прошлого.

Изменение технологии коммуникации ведет к соответствующим изменениям в профессиях, работающих в этой сфере. Журналистика со временем претерпит существенные изменения.

Т. Петтитт видит этот переход в следующем виде: «Надеюсь, что пресса, журналистика и газеты найдут свой путь. Они должны будут найти какой-нибудь путь различения себя в этом мире пересекающихся коммуникаций. Люди более не будут предполагать, что если это напечатано в газете, это правда. Газеты распространяют время от времени городские легенды. Формальная пресса будет нуждаться в том, чтобы найти свое место в этом хаосе коммуникаций, где нельзя определять уровень, статус, ценность сообщения по форме сообщения. Печать уже не является гарантией правды. Речь более не подрывает правдивость. Поэтому газеты, или пресса, будут нуждаться в поиске других сигналов, позволяющим выйти из этого».

«Скобочная» гипотеза больше внимания уделила феномену смены достоверности (правдивости) сообщений в новое время, которая приходит из-за конкуренции с новыми информационными потоками. Она поменяла ответ на вопрос, чему можно верить, а чему нет. Кстати, этот акцент на истинности-достоверности информации в зависимости от того, где она размещена, который занимает важное место в этой концепции, нов. Его в такой форме не было ни у Маклюена, ни у Инниса, которые занимались этим же объектом для своих исследований.

К. Вайнер, главный редактор австралийского варианта газеты Guardian, начала свое выступление в Университете Мельбурна с рассказа о беседе с девушкой, которая пришла наниматься на работу. И на вопрос, сможет ли она работать в онлайн-журналистике, отвечала, что у нее же есть компьютер.

Мнение самой Вайнер как практика таково (см. тут и тут): «Сеть изменила то, как мы организуем информацию, очень четко: от отграниченных, солидных форматов книг и газет к чему-то жидкому и свободно плывущему с бесконечным набором возможностей.  Газета заполнена. Она закончена, уверена в себе, определенна. Электронные новости, наоборот, постоянно обновляются, улучшаются, изменяются, движутся, развиваются, это постоянный разговор и взаимодействие. Это нечто живое, развивающееся, бесконечное, беспрестанное».      

Как видим, практики также говорят словами синонимами к «текучести» информации, которую проповедует Т. Петтитт. Но, вероятно, ситуация еще более сложна: речь идет о новой форме для информации, которая не имеет традиционных признаков формы, к которым мы привыкли. Законченность текста исчерпала себе в этом подходе, текст все время изменяется. Формат законченности перестал довлеть на информационным потоком, являясь фильтром отбора прошлого времени.

О трансформации работы журналиста она говорит так: «Дигитальность не состоит в размещении вашей истории в сети. Речь идет о фундаментальном изменении взаимоотношений журналиста и аудитории, того, как мы думаем о наших читателях, каково наше восприятие нашей роли в обществе, наш статус».

           

Изменяемость текста, как получается, если отталкиваться от ее слов, это всего лишь следствие. Более существенными являются принципиальные изменения информационных потоков в обществе, которые формируют «под себя» и тексты, и людей.

Вот как описывает мир коммуникации до Интернета Иван Давыдов: «Мир коммуникации был иерархичен, вертикален. Мир делился на говорящих и слушающих. А возможность говорить — это и есть власть. И в любой из коммуникационных сфер возможность говорить достигалась посредством преодоления сложной сети фильтров. В наидемократичнейшей из стран, разумеется, гражданин, избиратель мог влиять на власть посредством голосования или хотя бы иметь иллюзию того, что влияет, но осуществлялась власть, политическая коммуникация, только — в разных смыслах — избранными. Фильтры — в зависимости от места приложения усилий — различались, конечно, но попасть в газету, тем более в телевизор, на университетскую кафедру, на парламентскую трибуну мог далеко не каждый. И это было нормой».

Т. Петтитт выделяет период от революции Гутенберга до революции Гугла, когда устная коммуникация была культурно подчинена текстовому посредничеству, где письмо было подчинено печати. Однако сегодня ситуация иная: теперь печать подчинена дигитальной технологии и Интернету. Использование термина «скобочный период» он объясняет как раз тем, что идет возврат к догутенберговскому времени.

Он хорошо объясняет нестабильность текстов современного времени в сопоставлении с текстами устной эпохи: «Текучесть и обсуждаемое качество дигитальных текстов помогает нам лучше понимать нестабильную текстуальность поэзии и драмы Возрождения, чем все редакторы в системе скобок Гутенберга, думали устанавливать текст имеющейся работы, произведенной в определенной временной точке, когда не было ни понятия одного авторизованного текста данной работы, ни технической возможности сделать это».

Книга своей символической закрытостью и отграниченностью от всего другого, кроме себя самой, защищала текст от подобных изменений. Книга была на порядок выше того, что мог в ответ создать читатель. И это завышение ее статуса предохраняло от любых трансформаций.

Во внескобочном мире устная коммуникация позволяла вмешательство аудитории. Вероятно, следует сказать, что в системе, порожденной Гутенбергом, автор и читатель были строго разграничены, то есть автор доминировал над читателем полностью, то в старой (до него) и новой действительности (после него) читатель начинает доминировать над автором. Но поскольку читатель всегда будет многочисленнее автора, то и будет создаваться некий коммуникативный хаос.

Все эти характеристики и изменения несут последствия в когнитивную сферу и человека, и человечества. Любые технологии являются мощнейшим (и взрывоопасным) материалом для системы человеческих ценностей. В Британии, например, обнаружен более древний вариант Стоунхеджа, который был оставлен людьми еще 2300 лет до нашей эры. И в качестве причины этого исследователи упоминают наступление бронзового века, который принес свежие идеи, новые ценности и возможный слом социального порядка того времени (Smith R. Before Stonehedge // National Geographic. - 2014. - August).

Нас заинтересовала такая постановка вопроса в плане того, какие такие свежие и новые идеи могли возникнуть в обществе бронзового века. Как оказалось, исследования бронзового века дают ответ на этот вопрос. Например, Кристиансен и Ларрсон выделяют такие принципиально новые особенности (Kristiansen K., Larsson T.B. The rise of bronze age society: travels, transmissions and transformations. - Cambridge, 2005): новая культура тела и дресс-код, новая архитектура, новый жизненный стиль воинов, новая социальная организация военных действий. Мы видим, как новая технология бронзы порождает новое вооружение, которое трансформирует в том числе и социальный уклад, который перестраивается под поддержание нового типа военной силы. И песни начинают слагать на новые темы.

В сфере изучения периода скобок Гутенберга авторы также находят важный когнитивный аспект: «В когнитивном контексте массово создаваемая и массово распространяемая книга имела большое значение для определения нашего подхода к миру. В своем множестве возможных вариантов проявлений книга поддерживает индивидуализацию. Но индивидуальность необходимо возникает в терминах бумаги и печатной краски. Именно в этих особенностях новая ИТ-обусловленная “текстуальность” настолько сильно отличается от “текстуальности” книги. ИТ-текстуальность является бесконечно изменяемой и гибкой. Здесь текст является не продуктом, а процессом. [...] Признавая текст не конечным продуктом в издании массово произведенной печатной книги, а никогда не прекращающимся идущим процессом - блог, вики и т.д. - который возникает не из-за специально привилегированного автора, а из-за вклада очень многих связанных, но невидимых рук, будет иметь большие последствия для мышления в целом. От законченного продукта книги мы стоим на пути к никогда не заканчиваемой, создаваемой многими и мультимедийной изменяющейся работе в вечном прогрессе».

Мы действительно видим сейчас бесконечное число новых генераторов по порождению контента. Все они разрушают иерархию доминирования текста, где главными являлись писатель и издатель, лишь потом шел читатель. Сегодня читатель выходит на равные права с автором, поскольку благодаря новым технологиям его слово получило право на существование наравне с авторским.

Все это в сильной степени соответствует положению дел и в военной сфере, где сегодня группы террористов представляют такую же угрозу, как когда-то целые страны. Современные технологии делают «опасным» даже отдельного человека, который может теперь представлять угрозу для целого государства. И это изменяет всю политику безопасности.

Журналистика, как и ее преподавание, не могут стоять в стороне от грядущих изменений. Сегодня студентам надо научиться делать то, что станет нормой завтра. Но еще раньше этому следует научиться их преподавателям.

ГО «Детектор медіа» понад 20 років бореться за кращу українську журналістику. Ми стежимо за дотриманням стандартів у медіа. Захищаємо права аудиторії на якісну інформацію. І допомагаємо читачам відрізняти правду від брехні.
До 22-річчя з дня народження видання ми відновлюємо нашу Спільноту! Це коло активних людей, які хочуть та можуть фінансово підтримати наше видання, долучитися до генерування ідей та створення якісних матеріалів, просувати свідоме медіаспоживання і разом протистояти російській дезінформації.
У зв'язку зі зміною назви громадської організації «Телекритика» на «Детектор медіа» в 2016 році, в архівних матеріалах сайтів, видавцем яких є організація, назва також змінена
mobijobs.co.za
* Знайшовши помилку, виділіть її та натисніть Ctrl+Enter.
Коментарі
оновити
Код:
Ім'я:
Текст:
2019 — 2024 Dev.
Andrey U. Chulkov
Develop
Використовуючи наш сайт ви даєте нам згоду на використання файлів cookie на вашому пристрої.
Даю згоду